и каждая стена была несущей,
и каждый угол прятал свой секрет:
под сенью ослепительного зала,
призвав к себе в свидетели панно,
внимал тому, что ты тогда сказала,
что было мне усмешкою дано,
что кончилось задолго до начала,
что жалило змеёй себя за хвост,
когда ты мягко бёдрами качала,
и думала, что я не так уж прост,
вокруг вздымались стены, гобелены
скрывали перекрёстки и ходы,
и ночь вползала вязкой чёрной пеной,
мы были отчуждённы и горды,
и всё там наполнялось этой гущей,
казалось, что системы в целом нет —